Врач из Вифинии. Из третьей части.
Aug. 7th, 2010 05:17 pm![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png)
Для
tozhe_kot &
artemorte - С благодарностью!
Фотин вошел в комнату Лампадион – полутемную, душную, ступил на потертый ковер. Лампадион полулежала на тахте, опершись на старую, покрытую пятнами от пролитого вина, бархатную подушку.
- Ты? – удивилась она и расхохоталась ему в лицо, отбрасывая пепельные пряди волос со лба резким движением головы. – Тебе-то что делать здесь?
Фотин улыбнулся ей и поставил на столик большую корзину, покрытую белой тканью.
- Это тебе, - сказал он, продолжая стоять.
Лампадион отбросила подушку, встала, небрежно развязала корзину и пренебрежительно заглянула в нее. На ее лице, покрытом толстым слоем дешевых румян, появилось несказанное удивление:
- Деревенский сыр? Жареная рыба? Финики? Откуда ты знаешь, что я это люблю?
- Финарета сказала, - просто ответил Фотин.
Лампадион помолчала, потом негромко произнесла, поднеся ладонь к неестественно ярким от румян губам:
- Хорошая девочка. Да подаст ей судьба счастье… Это правда, что она замуж вышла?
- Да, - заулыбался Фотин. – За нового архиатра Никомидии. Каллиста врача.
Лампадион помолчала, потом вздохнула и с деланной беззаботностью обратилась к нему:
- Ну, что ты стоишь, Фотин-скопец? Садись и рассказывай, чего ты напридумывал…
- Я-то? – замялся Фотин. – Я вот решил… я вот слышал…
- Слышал? – Лампадион снова расхохоталась – невеселым, надрывным смехом. – Теперь посмотреть хочешь?
- Я слышал, ты болеешь, Лампадион, - продолжил Фотин, будто не услышав ее ядовитой насмешки.
- Я? Болею? Вздор какой! – засмеялась рабыня. – Здорова как корова! Это ты чего-то бледноват… приболел, видать. Впервые в лупанарий пришел?
- Каллист врач сказал, что тебе нужен отдых, - продолжал Фотин.
- Ты разве не знаешь, что у рабов отдыха не бывает? – заметила Лампадион.
- Знаю, сам рабом был... – ответил ей Фотин. – Ты поужинай, а потом спать ложись.
- Поужинай? – переспросила Лампадион. – Пожалуй, да. Но ты ведь не закажешь у хозяина хорошего вина? Денег пожалеешь, небось?
- Не закажу, - потряс головой Фотин. – Но я с собой кувшин вина принес. Ты посмотри. Там много чего еще, в корзине-то!
Лампадион отпила из горлышка кувшина и вытерла рот тыльной стороной ладони – на ней остался густой след от румян.
- А вино и верно, неплохое! Хорошее вино! – засмеялась она. – Садись, поужинаем!
Фотин сел на ковер у ног Лампадион.
- Рыба-то еще горячая… Ах, как хороша! Дай-ка лепешек! А кто ее пожарил, рыбу-то? – спросила она, жадно откусывая большие куски.
- Это я пожарил, сегодня, только-только, - ответил Фотин. – Нравится?
- Сам пожарил? Ну ты даешь, Фотин! – Лампадион схватила вторую рыбешку. – Может, и наловил сам?
- Ну да, - растерянно ответил Фотин. – Свежая чтоб… На рынке разве свежую сыщешь? А я с утра на Сангарий, клев хороший…
- Ой, не хитри, Фотин!– засмеялась Лампадион, вытирая руки лепешкой, и поспешно запихивая ее в рот. – Чего-то ты непростое затеял… А лепешки тоже пек сам?
- Нет, соседку попросил… Она хорошо печет.
- А вино сам давил? Эвое! – вдруг весело вскрикнула она и захлопала в ладоши, разбрасывая волосы по обнаженным плечам, как вакханка. – Эвое, эвое!
-Нет, - ответил Фотин. – Ты покушай – и спать ложись. Уже поздно.
- Фу-ты ну-ты! – удивилась Лампадион и перестала быть похожей на вакханку. – Учить меня вздумал, когда мне спать ложиться! Угощайся, что смотришь! Мне одной этого вовек не съесть!
Она подвинула ему рыбу. Фотин принялся за еду. Лампадион быстро съела все финики и сыр, а потом весело сказала:
- А ты тоже рыбу любишь.
- Очень! – признался молодой человек.
- Так рассказывай, чего явился? Не стесняйся, все свои, - спросила Лампадион, глядя на него уже приветливо. – Я ж понимаю… Ты ведь не виноват, что у тебя судьба такая! Не думай, что я бесчувственная…
- Вот я и толкую тебе – начал Фотин, довольный, что ему дали вставить слово, - Каллист врач велел тебе соблюдать диэту. Не работать, кушать хорошо и спать по ночам. Тогда поправишься. Это еще не фтиза. Так он сказал Финарете. А она мне рассказала. И мы решили, что я буду приходить… ну, чтоб ты поправилась… А кого еще пошлешь? Тут Финарета права.
- Финарета?! – Лампадион приблизила свое лицо с огромными близорукими серыми глазами к лицу Фотина,– Финарета?! Жена архиатра Никомидии?!
- Ну да, она… И вино она дала… Она хорошая, - добавил Фотин. – Жалеет тебя. И мне тебя жаль.
- Финарета…
Лампадион, чтобы скрыть свое смущение, потянулась и сладко зевнула.
- Пожалуй, ты прав, - заявила она. – Спать хочется. Устала я.
- Так ложись, - заторопил ее Фотин. – Ты не бойся, я отвернусь!
Лампадион расхохоталась, скинула хитон и упала на ложе.
- Ты-то где собираешься ночевать, бедолага? – поинтересовалась она, натягивая покрывало на голову и сворачиваясь под ним калачиком.
- А здесь, на ковре. – ответил Фотин. – Но я еще псалмы почитаю. Я тихо.
- Ладно, - ответила Лампадион. – Читай свои псалмы. Мне это не мешает.
+++
- Опять явился? Молодец, что хоть без корзинки своей. А то в лупанарий ходишь с корзинками – люди, на тебя глядя, верно, со смеху помирают.
- Я корзинку послать решил, тебе передали?
- Передали, передали! Вон, уже разложила на столе… Будешь есть?
- Ну, немного если только.
- Откуда деньги у тебя на все это, а?
- Книги переписываю… Я вот сырых яиц тебе принес. Свеженькие. Тебе очень они полезны.
- Яйца? Я их не люблю…
- Голос твой вернется, Лампадион. Надо яйца есть.
- Думаешь, вернется?
- Точно тебе говорю…
- Ну, тогда ладно. Выпью парочку.
+++
- Ну, и сколько ты собираешься еще ночей здесь проводить?
- Пока ты не поправишься.
- Да где мне поправиться, Фотинушка! Слушай, дай-ка я тебе спою. Я уже петь могу, голос вернулся почти.
- Не надо, устанешь. Да еще как хозяин узнает, петь гостям заставит.
- Я тихо. Вот, дай-ка мне кифару.
Матерь бессмертных богов, о Кормилица, Чтимая всеми,
Я призываю Тебя неустанно в горячих молитвах.
Ты устрашающих львов запрягаешь в свою колесницу;
Жезл Твой - могучая ось, вкруг которой вращается Космос.
Ты - и Владычица крепкого трона, что в центре Вселенной,
И плодородной Земли, что дает пропитание смертным.
Горних богов и людей от Тебя происходят колена.
Отданы реки Тебе и любая стихия морская.
Гестия имя Твое, но еще и Всеобщая Радость,
Ибо при виде даров Ты ликуешь, рождая веселье.
Так осени же обряд, наслаждаясь ударами бубна,
Рея, Урана Дитя, всемогущего Крона Супруга.
Матерь, Защитница всех и Кормилица жизни цветущей,
Будь благосклонна к мольбам исступленным, к Тебе вознесенным;
С ликом веселым приди, о древнейшая Рея-Кибела!
- …ну, я так и знала – тебе не понравится…
+++
- Слушай, Фотин, отчего ты все ходишь и ходишь ко мне?
- Ну… ты ведь больна… вот я и…
- Это потому, что ты христианин? Вы такие странные, христиане! Вот, к примеру, меня вы не возьмете – я не потому так говорю, что хочу стать христианкой, сохрани Судьба! Скажете – перестань в лупанарии жить! А как я перестану? Я рабыня. Вот и все. И куда мне? А если бы я хотела креститься?.. Это несправедливо у вас придумано.
- Ты сегодня неважно выглядишь, Лампадион… Случилось что?
- Не заговаривай мне зубы! Не накрасилась. Зачем мне к твоему приходу краситься? Румяна переводить?
- Постой, что это у тебя? Бедная! За что тебя побили?
- Приходил один тут… Хозяин позвал… Да что ты пялишься, дело привычное.
- Давай маслом намажу.
- Без тебя намазала уже. Не впервой битой быть. Меня с пяти лет в рабство продали – сначала в цирк, потом Митродору… дурачок, проиграл меня на скачках, жалел так…а помру в лупанарии, судьба обычная. Вон, Глико, что от Орибасия сына родила, померла на днях… Так сына и не повидала. Взрослый уже совсем… В Новом Риме, при дворе…
- Бедная ты, бедная, Лампадион!
- У меня тоже сыночек был. От Андрея. Ах, любил меня Андрей, так никто больше не любил… а сыночек-то как был на него похож… трех дней не прожил. С тех пор я не беременела ни разу – тоска давит на утробу, плод не завязывается…
- Андрей – это гимнаст, что с каната упал?
- А ты откуда знаешь?!
- Ты мне давно-давно рассказывала, еще в доме у Леонтия врача, помнишь?
- Точно… Давно это было. Слушай, а сын Леэны весточку ей прислал? Как он там? В Александрии все еще?
- Сын Леэны?
- Ну да, Александр. Каллист врач должен знать, что с ним.
- А! Финарета говорила, он в Каппадокии. Цел и здоров.
- Благословенна будь мать Исида!.. Да что ты морщишься?
- Да не люблю я, когда ты богов поминаешь, Лампадион.
- А почему я не должна мать Исиду поминать? Она благая, добрая. А ваш Бог только судить всех придет, никого не жалеет.
- Исида твоя – не Бог. Бог один только, Он все и сотворил.
- Вот опять заладил старую песню! Ну сотворил и сотворил! Потом взял и сына своего убил! Очень здорово!
- Да это не так…
- Ну как – не так? Иисус же ему говорил – «зачем меня оставил?» А тот взял и оставил. Очень просто. Сейчас, разбегусь – такому богу молиться вместо благой матери Исиды. Дудки. Ну, чего надулся-то? Давай кифару, я тебе александрийскую песню спою.
Подпора страждущих,
Вечный владыка,
Смертного рода
Спаситель Иисус,
Пастырь, пахарь,
Кормило, устье,
Крыло небесное
Святого стада.
Рыбарь всех смертных
Тобою спасенных
В волнах неприязненных
Из моря нечестия,
Рыбы чистые
Сладкою жизнью уловляющий.
Веди нас, овец
Разумных, Пастырь
Святый, веди нас,
Царь детей непорочных.
Стопы Христа –
Путь небесный.
Слово превечное,
Век беспредельный,
Свет бессмертный,
Милости источник.
- Что, хорошая песня? Жалко только, что Иисус ваш мало чего сделать может, это Отец всем заправляет.
- Нет, ты ничего не понимаешь, Лампадион!
- Ну вот смотри сам! Что Иисус может? Вот смотри! Пусть чудо сделает, я тогда поверю, что это Он – Бог, а не просто там… второй бог, или какой там по счету. Вот ты – христианин. Попроси, пусть Он чудо сделает!
- Я… я не могу так, Лампадион!
- Сразу в кусты.
- Я, правда, не могу обещать!
- Не можешь? Так зачем вы все врете?! Вы все врете, да! Бог! Всемогущ! Все сотворил! Вот так!
Лампадион вскочила с тахты, ее бледное осунувшееся лицо залил яркий неожиданный румянец.
- Что ты знаешь? Что вы все знаете? Ничего! Ничего! Ты знаешь, как меня в пять лет на рынке продавали, а я плакала, и мой братик меня утешал и вслух мне вывески читал? Пусть ваш бог мне брата моего вернет! Может? Может? Молчишь? Куда его продали? Как он? Где он? Ничего он не может, бог ваш!
Лампадион кричала эти слова, схватив растерянного Фотина за рукава хитона и приблизив свое лицо к его лицу так, что брызги ее слюны падали на его скулы и щеки. В ее огромных близоруких глазах плясали отсветы угасающего пламени светильника.
Фотин так растерялся, что не мог вымолвить и слова. Она стала трясти его, бессвязно выкрикивая что-то, и старенький хитон молодого человека затрещал под ее пальцами. В свежем разрыве ветхой ткани показался серебряный дельфин.
Лампадион уставилась на него, беззвучно открывая рот, а потом медленно осела на потертый ковер, глухо шепча:
- Дельфион… Дельфион… брат…
Фотин осторожно обнял ее и стал на колени рядом с ней.
- Дельфия, милая моя сестричка, - вымолвил он и поцеловал ее.
+++
… Леэна ощутила странное беспокойство, почти боль в груди слева, и проснулась. Ей показалось, что во сне она слышала какой-то шум на улице, похожий на шум драки. Она выглянула из окна - над утренней Никомедией начинался нежный, ранний рассвет. Город оживал. По улицам на рынок шли торговки, таща свои корзины – некоторые одни, некоторые с рабами. Две женщины с корзинами шумно поприветствовали друг друга и остановились для разговора как раз под окном Леэны.
- Вот я и говорю – раздался громкий голос торговки овощами. – Напали на него, на этого-то… ну, что раньше привратником в церкви Анфима-то был… С палками, семеро человек… он как раз из лупанария-то шел, срам-то какой! Череп проломили, крови-то – вестимо уж...Так их и задержали, сначала, говорят, за драку, а потом я пробралась поближе, да и слышу – «пиши, говорит, за драку и смертоубийство!» И в тюрьму их повели, теперь в тюрьме они. Вот такие дела.
+++
Лампадион в мужской тоге , с растрепанными волосами рвалась в приемную архиатра. Ее выталкивали слуги Каллиста и солдаты Диомида, а она кричала что-то бессвязное и снова рвалась внутрь, тщетно пытаясь состязаться в силе с мужчинами.
- Пустите! Пустите! Пустите меня к нему! – можно было различить в ее иступленном крике.
- Пошла вон! – крикнул легионер и наотмашь ударил Лампадион по лицу – так, что она зашаталась и оперлась на стену. Она не могла уже больше кричать – только беззвучно раскрывала рот. Кровь текла по ее лицу и капала на тогу алыми крупными каплями.
- Что здесь происходит? – раздался голос Леэны. Легионеры стали навытяжку, а рабы мгновенно приняли подобострастные позы.
Не обращая на них внимания, Леэна подошла к Лампадион, и, проговорив: «Пойдем со мною, дитя мое!» взяла ее за руку и провела по боковой лестнице в свою комнату. Та молча шла за ней, но, когда они остались наедине, упала на колени перед старой спартанкой:
- Госпожа Леэна! Умоляю! Пусть меня пропустят к нему! Пусть меня пропустят!
- Встань, встань же, дитя мое! Что это ты вздумала!
Леэна ласково подняла ее и уже хотела усадить рядом с собой на кушетку, но Лампадион, словно проснувшись, закричала в полный голос, поднимая вверх худые руки без колец и браслетов:
- Ваш Бог – силен и жесток! Жесток и силен, да! Да! Он мне его вернул – в насмешку, в урок, в наказание! Чтобы я знала, что ваш Бог может все! Что бы я знала, кто я и где мое место! А я и так знаю! Я знаю, что я – бессильная рабыня из лупанария! И я сказала вашему Богу – если Он и в самом деле Бог, пусть вернет! Пусть вернет мне его! И Он – вернул! Да! Он – жесток и силен! Он показал мне Себя, да! Явил! А теперь его убили, убили, убили! Это христиане его убили! Да! Служители вашего Бога! Дай мне статую этого Бога – я ее разобью, пусть Он меня покарает, пусть убьет тоже! Я не хочу больше жить! Я не буду покоряться вашему Богу! О, какие у него злые шутки! Злые и великие дела! Зачем, зачем, зачем Он показал мне его? Кто Его просил? Да… - она закашлялась и выплюнула темно-коричневый сгусток, - да, я просила… просила… я не знала, что Он – слышит… что Он – может! Дай мне Его статую, Леэна, я ее разобью!
Она снова захлебнулась кашлем, и струйка крови потекла из ее разорванного рта. Она начала в исступлении рвать на себе волосы, и Леэна схватила ее за руки и так держала, пока рабыня билась, размазывая слезы и кровь по своему бледному лицу, без румян и белил. Ее грубая тога сползла с плеч, обнажая свежие следы жестоких побоев.
- Дитя мое, дитя мое!
Леэне, наконец, удалось усадить Лампадион рядом с собой на кушетку, обнимая и прижимая к себе.
– Дитя мое, успокойся, дитя мое… Сейчас, сейчас мы пойдем к Фотину, умойся же, дитя, дай я умою тебя… вот вода, наклонись к умывальнику, я полью тебе на руки…бери полотенце…кровь унялась? Это воин тебя ударил?
- Да, воин, - Лампадион сглотнула и вцепилась в столу Леэны. – Вы отведете меня к Фотину? Да? Пока он не умер?
Леэна напоила ее из большой кованой чаши.
Она неловко попыталась натянуть на плечи разорванную тогу.
- Пойдем, пойдем к нему, дитя… Только вот набрось это – а то у тебя вся одежда разорвана.
Она сняла свою столу и набросила на Лампадион.
- Госпожа Леэна! – испугалась Лампадион.
- Не спорь. У меня есть другая.
Она накинула темный кусок ткани, лежавший на кресле.
- Теперь идем, дитя мое.
Она обняла за талию Лампадион, еще вздрагивающую от рыданий, и они направились в йатрейон – по боковой лестнице вниз и через дворик.
- Мы до утра сидели, разговаривали, всю жизнь друг другу рассказывали, - сбивчиво говорила Лампадион. – Он бедный, что они с ним сделали! И добрый такой… это ведь он меня пожалел… и Финарета ваша…ой, он же просил не говорить…
- Не бойся, дитя, не бойся…
- А потом он вышел – и эти… с палками… набросились… я побежала за стражей… да поздно… О, зачем он так рано ушел, надо было подождать, подождать! Я же видела этих людей, думала, просто шляются… а они его стерегли… христиане… чтобы не позорил, кричали, крещение… я ненавижу, ненавижу их! Леэна, миленькая, добрая… простите меня… я больше не буду плакать, я буду молчать…
- Вот мы и пришли, дитя, - тихо произнесла Леэна.
В йатрейоне было тихо. Ширма в углу отгораживала скамью с лежащим на ней телом от посторонних взоров. Раб отмывал с пола пятна крови. Увидев Леэну, он хотел что-то сказать, но, встретившись со спартанкой взглядом, прикусил язык.
Леэна отодвинула хлипкую ширму.
Фотин лежал на скамье, странно выпрямившись. Его стопы и кисти были странно повернуты наружу – как у куклы. Из его запрокинутой головы раздавался странный звук – то было нечеловечески глубокое дыхание, редкое и шумное, как будто штормовой ветер рвался в окна покинутого дома.
- Фотин! – прошептала Лампадион и упала на колени, прижимаясь губами к его развернутой ладонью вверх руке, запачканной кровью.
Леэна стояла молча, не сводя с обоих глаз. Лампадион, словно взывая о помощи, подняла на спартанку большие, полные тоски и боли, глаза. Свет утреннего солнца щедро лился из окна, и Лампадион не видела лица Леэны – только слепящее сияние, от которого слезы еще сильнее хлынули из ее глаз. Она бессильно уронила голову, уткнув лицо в ноги Фотина.
Леэна подошла к скамье, на которой лежал Фотин, и склонилась над молодым человеком.
- Дитя мое, - негромко, с невыразимой нежностью проговорила она и погладила его по щеке. Из его горла вырвался очередной страшный выдох. – Фотинушка! – она поцеловала его в глаза. – Проснись, дитя мое! Твоя сестренка пришла, поговори с ней, Фотинион! Ради Христа Бога – проснись, дитя мое!
Лампадион так и оставалась стоять на коленях, уткнувшись в измазанный дорожной грязью и кровью хитон Фотина, поэтому она не увидела, как бессильная кукольная ладонь его правой руки дрогнула, как он схватился за ладонь Леэны.
Его тело шевельнулось, контуры его стали живыми и человеческими. Шум ветра в пустом доме затих.
Лампадион, испуганно подняв голову, не отрываясь, смотрела на Фотина.
Леэна стояла на коленях с другой стороны скамьи, держа в своей левой руке его правую руку. Вместе с Лампадион она смотрела на него.
Вместе они увидели, как дрогнули губы Фотина, как словно слабая дрожь прошла по его лицу – от углов рта к углам глаз – и как глаза его открылись.
- Сестричка! – звонко сказал он.
- Дельфион! – закричала Лампадион, на мгновение отпрянув.
Фотин уверенно протянув руку, оперся на плечо Леэны и сел.
- Дельфион! – смеясь и плача уткнулась в его колени Лампадион.
- Сестричка! – он гладил ее волосы. – Я же тебе утром сказал, что скоро встретимся, и все будет хорошо. - А это же госпожа Леэна! Я как раз хотел с ней посоветоваться, шел к ее дому, - начал Фотин, - а тут…
Раздались громкие шаги – военную походку Диомида нельзя было спутать ни с чем. Вместе с его грохочущими шагами слышались менее громкие шаги архиатра Никомедии.
- … по обвинению в драке и убийстве прохожего, - говорил Диомид писцу, семенившему за ним. – Труп освидетельствован Каллистом архиатром.
Шаги внезапно остановились. Повисла тишина.
- Здравствуйте, Каллист врач и сиятельный Диомид! – раздался голос Леэны.
Диомид прислонился к дверному косяку.
- Здравствуй… Фотин, - неуверенно проговорил Каллист, не ответив на слова тещи, и громко сглотнув – казалось, эхо ему ответило.
Шаткой походкой он подошел к раненому и взял его за запястье.
- Как ты себя чувствуешь, Фотин? – спросил он, облизывая пересохшие губы.
- Голова немного болит, - искренне признался Фотин.
- Голова… немного болит… - повторил по слогам Каллист и шумно вздохнул. Леэна услышала шепот Диомида своему писцу:
- На сегодня погребальщиков отпускай. Не торчи тут. Живо!
Диомид подошел к скамье и деловито спросил:
- Кто на тебя напал, Фотин?
- Не помню, - честно ответил тот.
- Сможешь узнать на суде?
- Погоди, сиятельный Диомид, - перебила его Леэна.
- Ты лучше приляг, Фотин, - осторожно сказал Каллист. – Тебя в лечебницу мою сейчас перенесут… в комнату отдельную… а завтра ко мне в имение поедешь…
- Спасибо, Каллист врач, - ответил молодой человек. – А это моя сестра, Дельфия. Мы двойняшки с ней.
- Я так и поняла,- улыбнулась Леэна. – Вы очень похожи.
+++
- Тогу эту выбросим, - говорила Леэна уже в своей комнате, помогая Лампадион раздеться. – А лучше – сожжем. – Ложись-ка, дитя мое. Тебе надо отдохнуть, а потом пойдешь к братцу, наговоритесь за обедом. Выпей вот настоя успокоительного. Не морщься, горький, но выпить надо. Дай-ка волосы причешем. Ах, какая ты красивая, дитя мое, очень красивая! Косметика тебя уродовала только…
- Я еще лучше была, - смущенно сказала Лампадион. – Когда с Андреем встречалась… Я потом вам расскажу… А теперь я заболела, изменилась очень.
- Ты поправишься, девочка моя. Поедем к нам, в имение. Нечего в городе пылью дышать. В лупанарий ты больше не вернешься, не бойся. Каллист и Диомид уж позаботятся об этом, поверь мне. У тебя вещи какие-то там остались?
Лампадион закашлялась. Леэна ласково обняла ее за плечи.
- Моих вещей у меня нет, я же рабыня… Да мне и не надо ничего, вот есть дельфин этот – и все… У Фотина… то есть Дельфиона, такой же…он же брат мне, я его пятнадцать лет не видела… мы фригийцы с ним… как это я его не узнала?.. удивительно… он же мне и во сне снился… похож очень… а я не узнала…
Леэна укрыла засыпающую Лампадион теплым одеялом из фригийской шерсти, и села рядом – читать что-то про себя.
+++
- Как тебе только такое в голову могло придти, Финарета?
- Как ты додумалась до такого, Финарета?
- Ты должна была в первую очередь с мужем посоветоваться, Финарета! С Феок… с Каллистом!
- Финарета, почему ты мне ничего не сказала?
- Перестаньте! Что вы вдвоем на меня напали? Я подумала, что ты очень занят, Каллист, и мы с Фотином сами справимся. Ему тоже было очень жаль бедную Лампадион.
- Фотину голову проломили из-за твоей глупости!
- Это тебе показалось сначала, что проломили. Сам же говоришь – там небольшая рана. Просто крови было много, вот вы все и напугались.
- Клянусь Гераклом, Финарета!
- Что? Что я сделала плохого?
- Бесполезно… - в отчаянии махнул рукой Каллист. – Я запру тебя под замок в имении. Под присмотром Анфусы. Всё!
Он набросил плащ и выскочил из комнаты.
- Ты не права, Финарета, - покачала головой Леэна. – Нельзя за спиной у мужа устраивать такие вещи… Каллист бы непременно помог Лампадион, если бы ты его попросила. А Фотин едва не поплатился жизнью за твои глупости.
– Бабушка, разве ты забыла? Лампадион меня спасла тогда, ты же помнишь? – вскричала Финарета, прижимаясь к спартанке.
- Я всё помню, Финарета, все, - устало покачало головой Леэна и поцеловала ее.
- И потом… Если бы я не попросила Фотина помочь, они с Лампадион никогда бы не узнали друг друга! – заявила Финарета. – Я сегодня перед отъездом к Архедамии загляну – бедная она, Фессал ей давно не пишет… больше года… и в Новом Риме его нет, Каллист его искал. Уехал на Кос и не вернулся. Пропал, наверное… Жалко его...
![[livejournal.com profile]](https://www.dreamwidth.org/img/external/lj-userinfo.gif)
![[livejournal.com profile]](https://www.dreamwidth.org/img/external/lj-userinfo.gif)
Фотин вошел в комнату Лампадион – полутемную, душную, ступил на потертый ковер. Лампадион полулежала на тахте, опершись на старую, покрытую пятнами от пролитого вина, бархатную подушку.
- Ты? – удивилась она и расхохоталась ему в лицо, отбрасывая пепельные пряди волос со лба резким движением головы. – Тебе-то что делать здесь?
Фотин улыбнулся ей и поставил на столик большую корзину, покрытую белой тканью.
- Это тебе, - сказал он, продолжая стоять.
Лампадион отбросила подушку, встала, небрежно развязала корзину и пренебрежительно заглянула в нее. На ее лице, покрытом толстым слоем дешевых румян, появилось несказанное удивление:
- Деревенский сыр? Жареная рыба? Финики? Откуда ты знаешь, что я это люблю?
- Финарета сказала, - просто ответил Фотин.
Лампадион помолчала, потом негромко произнесла, поднеся ладонь к неестественно ярким от румян губам:
- Хорошая девочка. Да подаст ей судьба счастье… Это правда, что она замуж вышла?
- Да, - заулыбался Фотин. – За нового архиатра Никомидии. Каллиста врача.
Лампадион помолчала, потом вздохнула и с деланной беззаботностью обратилась к нему:
- Ну, что ты стоишь, Фотин-скопец? Садись и рассказывай, чего ты напридумывал…
- Я-то? – замялся Фотин. – Я вот решил… я вот слышал…
- Слышал? – Лампадион снова расхохоталась – невеселым, надрывным смехом. – Теперь посмотреть хочешь?
- Я слышал, ты болеешь, Лампадион, - продолжил Фотин, будто не услышав ее ядовитой насмешки.
- Я? Болею? Вздор какой! – засмеялась рабыня. – Здорова как корова! Это ты чего-то бледноват… приболел, видать. Впервые в лупанарий пришел?
- Каллист врач сказал, что тебе нужен отдых, - продолжал Фотин.
- Ты разве не знаешь, что у рабов отдыха не бывает? – заметила Лампадион.
- Знаю, сам рабом был... – ответил ей Фотин. – Ты поужинай, а потом спать ложись.
- Поужинай? – переспросила Лампадион. – Пожалуй, да. Но ты ведь не закажешь у хозяина хорошего вина? Денег пожалеешь, небось?
- Не закажу, - потряс головой Фотин. – Но я с собой кувшин вина принес. Ты посмотри. Там много чего еще, в корзине-то!
Лампадион отпила из горлышка кувшина и вытерла рот тыльной стороной ладони – на ней остался густой след от румян.
- А вино и верно, неплохое! Хорошее вино! – засмеялась она. – Садись, поужинаем!
Фотин сел на ковер у ног Лампадион.
- Рыба-то еще горячая… Ах, как хороша! Дай-ка лепешек! А кто ее пожарил, рыбу-то? – спросила она, жадно откусывая большие куски.
- Это я пожарил, сегодня, только-только, - ответил Фотин. – Нравится?
- Сам пожарил? Ну ты даешь, Фотин! – Лампадион схватила вторую рыбешку. – Может, и наловил сам?
- Ну да, - растерянно ответил Фотин. – Свежая чтоб… На рынке разве свежую сыщешь? А я с утра на Сангарий, клев хороший…
- Ой, не хитри, Фотин!– засмеялась Лампадион, вытирая руки лепешкой, и поспешно запихивая ее в рот. – Чего-то ты непростое затеял… А лепешки тоже пек сам?
- Нет, соседку попросил… Она хорошо печет.
- А вино сам давил? Эвое! – вдруг весело вскрикнула она и захлопала в ладоши, разбрасывая волосы по обнаженным плечам, как вакханка. – Эвое, эвое!
-Нет, - ответил Фотин. – Ты покушай – и спать ложись. Уже поздно.
- Фу-ты ну-ты! – удивилась Лампадион и перестала быть похожей на вакханку. – Учить меня вздумал, когда мне спать ложиться! Угощайся, что смотришь! Мне одной этого вовек не съесть!
Она подвинула ему рыбу. Фотин принялся за еду. Лампадион быстро съела все финики и сыр, а потом весело сказала:
- А ты тоже рыбу любишь.
- Очень! – признался молодой человек.
- Так рассказывай, чего явился? Не стесняйся, все свои, - спросила Лампадион, глядя на него уже приветливо. – Я ж понимаю… Ты ведь не виноват, что у тебя судьба такая! Не думай, что я бесчувственная…
- Вот я и толкую тебе – начал Фотин, довольный, что ему дали вставить слово, - Каллист врач велел тебе соблюдать диэту. Не работать, кушать хорошо и спать по ночам. Тогда поправишься. Это еще не фтиза. Так он сказал Финарете. А она мне рассказала. И мы решили, что я буду приходить… ну, чтоб ты поправилась… А кого еще пошлешь? Тут Финарета права.
- Финарета?! – Лампадион приблизила свое лицо с огромными близорукими серыми глазами к лицу Фотина,– Финарета?! Жена архиатра Никомидии?!
- Ну да, она… И вино она дала… Она хорошая, - добавил Фотин. – Жалеет тебя. И мне тебя жаль.
- Финарета…
Лампадион, чтобы скрыть свое смущение, потянулась и сладко зевнула.
- Пожалуй, ты прав, - заявила она. – Спать хочется. Устала я.
- Так ложись, - заторопил ее Фотин. – Ты не бойся, я отвернусь!
Лампадион расхохоталась, скинула хитон и упала на ложе.
- Ты-то где собираешься ночевать, бедолага? – поинтересовалась она, натягивая покрывало на голову и сворачиваясь под ним калачиком.
- А здесь, на ковре. – ответил Фотин. – Но я еще псалмы почитаю. Я тихо.
- Ладно, - ответила Лампадион. – Читай свои псалмы. Мне это не мешает.
+++
- Опять явился? Молодец, что хоть без корзинки своей. А то в лупанарий ходишь с корзинками – люди, на тебя глядя, верно, со смеху помирают.
- Я корзинку послать решил, тебе передали?
- Передали, передали! Вон, уже разложила на столе… Будешь есть?
- Ну, немного если только.
- Откуда деньги у тебя на все это, а?
- Книги переписываю… Я вот сырых яиц тебе принес. Свеженькие. Тебе очень они полезны.
- Яйца? Я их не люблю…
- Голос твой вернется, Лампадион. Надо яйца есть.
- Думаешь, вернется?
- Точно тебе говорю…
- Ну, тогда ладно. Выпью парочку.
+++
- Ну, и сколько ты собираешься еще ночей здесь проводить?
- Пока ты не поправишься.
- Да где мне поправиться, Фотинушка! Слушай, дай-ка я тебе спою. Я уже петь могу, голос вернулся почти.
- Не надо, устанешь. Да еще как хозяин узнает, петь гостям заставит.
- Я тихо. Вот, дай-ка мне кифару.
Матерь бессмертных богов, о Кормилица, Чтимая всеми,
Я призываю Тебя неустанно в горячих молитвах.
Ты устрашающих львов запрягаешь в свою колесницу;
Жезл Твой - могучая ось, вкруг которой вращается Космос.
Ты - и Владычица крепкого трона, что в центре Вселенной,
И плодородной Земли, что дает пропитание смертным.
Горних богов и людей от Тебя происходят колена.
Отданы реки Тебе и любая стихия морская.
Гестия имя Твое, но еще и Всеобщая Радость,
Ибо при виде даров Ты ликуешь, рождая веселье.
Так осени же обряд, наслаждаясь ударами бубна,
Рея, Урана Дитя, всемогущего Крона Супруга.
Матерь, Защитница всех и Кормилица жизни цветущей,
Будь благосклонна к мольбам исступленным, к Тебе вознесенным;
С ликом веселым приди, о древнейшая Рея-Кибела!
- …ну, я так и знала – тебе не понравится…
+++
- Слушай, Фотин, отчего ты все ходишь и ходишь ко мне?
- Ну… ты ведь больна… вот я и…
- Это потому, что ты христианин? Вы такие странные, христиане! Вот, к примеру, меня вы не возьмете – я не потому так говорю, что хочу стать христианкой, сохрани Судьба! Скажете – перестань в лупанарии жить! А как я перестану? Я рабыня. Вот и все. И куда мне? А если бы я хотела креститься?.. Это несправедливо у вас придумано.
- Ты сегодня неважно выглядишь, Лампадион… Случилось что?
- Не заговаривай мне зубы! Не накрасилась. Зачем мне к твоему приходу краситься? Румяна переводить?
- Постой, что это у тебя? Бедная! За что тебя побили?
- Приходил один тут… Хозяин позвал… Да что ты пялишься, дело привычное.
- Давай маслом намажу.
- Без тебя намазала уже. Не впервой битой быть. Меня с пяти лет в рабство продали – сначала в цирк, потом Митродору… дурачок, проиграл меня на скачках, жалел так…а помру в лупанарии, судьба обычная. Вон, Глико, что от Орибасия сына родила, померла на днях… Так сына и не повидала. Взрослый уже совсем… В Новом Риме, при дворе…
- Бедная ты, бедная, Лампадион!
- У меня тоже сыночек был. От Андрея. Ах, любил меня Андрей, так никто больше не любил… а сыночек-то как был на него похож… трех дней не прожил. С тех пор я не беременела ни разу – тоска давит на утробу, плод не завязывается…
- Андрей – это гимнаст, что с каната упал?
- А ты откуда знаешь?!
- Ты мне давно-давно рассказывала, еще в доме у Леонтия врача, помнишь?
- Точно… Давно это было. Слушай, а сын Леэны весточку ей прислал? Как он там? В Александрии все еще?
- Сын Леэны?
- Ну да, Александр. Каллист врач должен знать, что с ним.
- А! Финарета говорила, он в Каппадокии. Цел и здоров.
- Благословенна будь мать Исида!.. Да что ты морщишься?
- Да не люблю я, когда ты богов поминаешь, Лампадион.
- А почему я не должна мать Исиду поминать? Она благая, добрая. А ваш Бог только судить всех придет, никого не жалеет.
- Исида твоя – не Бог. Бог один только, Он все и сотворил.
- Вот опять заладил старую песню! Ну сотворил и сотворил! Потом взял и сына своего убил! Очень здорово!
- Да это не так…
- Ну как – не так? Иисус же ему говорил – «зачем меня оставил?» А тот взял и оставил. Очень просто. Сейчас, разбегусь – такому богу молиться вместо благой матери Исиды. Дудки. Ну, чего надулся-то? Давай кифару, я тебе александрийскую песню спою.
Подпора страждущих,
Вечный владыка,
Смертного рода
Спаситель Иисус,
Пастырь, пахарь,
Кормило, устье,
Крыло небесное
Святого стада.
Рыбарь всех смертных
Тобою спасенных
В волнах неприязненных
Из моря нечестия,
Рыбы чистые
Сладкою жизнью уловляющий.
Веди нас, овец
Разумных, Пастырь
Святый, веди нас,
Царь детей непорочных.
Стопы Христа –
Путь небесный.
Слово превечное,
Век беспредельный,
Свет бессмертный,
Милости источник.
- Что, хорошая песня? Жалко только, что Иисус ваш мало чего сделать может, это Отец всем заправляет.
- Нет, ты ничего не понимаешь, Лампадион!
- Ну вот смотри сам! Что Иисус может? Вот смотри! Пусть чудо сделает, я тогда поверю, что это Он – Бог, а не просто там… второй бог, или какой там по счету. Вот ты – христианин. Попроси, пусть Он чудо сделает!
- Я… я не могу так, Лампадион!
- Сразу в кусты.
- Я, правда, не могу обещать!
- Не можешь? Так зачем вы все врете?! Вы все врете, да! Бог! Всемогущ! Все сотворил! Вот так!
Лампадион вскочила с тахты, ее бледное осунувшееся лицо залил яркий неожиданный румянец.
- Что ты знаешь? Что вы все знаете? Ничего! Ничего! Ты знаешь, как меня в пять лет на рынке продавали, а я плакала, и мой братик меня утешал и вслух мне вывески читал? Пусть ваш бог мне брата моего вернет! Может? Может? Молчишь? Куда его продали? Как он? Где он? Ничего он не может, бог ваш!
Лампадион кричала эти слова, схватив растерянного Фотина за рукава хитона и приблизив свое лицо к его лицу так, что брызги ее слюны падали на его скулы и щеки. В ее огромных близоруких глазах плясали отсветы угасающего пламени светильника.
Фотин так растерялся, что не мог вымолвить и слова. Она стала трясти его, бессвязно выкрикивая что-то, и старенький хитон молодого человека затрещал под ее пальцами. В свежем разрыве ветхой ткани показался серебряный дельфин.
Лампадион уставилась на него, беззвучно открывая рот, а потом медленно осела на потертый ковер, глухо шепча:
- Дельфион… Дельфион… брат…
Фотин осторожно обнял ее и стал на колени рядом с ней.
- Дельфия, милая моя сестричка, - вымолвил он и поцеловал ее.
+++
… Леэна ощутила странное беспокойство, почти боль в груди слева, и проснулась. Ей показалось, что во сне она слышала какой-то шум на улице, похожий на шум драки. Она выглянула из окна - над утренней Никомедией начинался нежный, ранний рассвет. Город оживал. По улицам на рынок шли торговки, таща свои корзины – некоторые одни, некоторые с рабами. Две женщины с корзинами шумно поприветствовали друг друга и остановились для разговора как раз под окном Леэны.
- Вот я и говорю – раздался громкий голос торговки овощами. – Напали на него, на этого-то… ну, что раньше привратником в церкви Анфима-то был… С палками, семеро человек… он как раз из лупанария-то шел, срам-то какой! Череп проломили, крови-то – вестимо уж...Так их и задержали, сначала, говорят, за драку, а потом я пробралась поближе, да и слышу – «пиши, говорит, за драку и смертоубийство!» И в тюрьму их повели, теперь в тюрьме они. Вот такие дела.
+++
Лампадион в мужской тоге , с растрепанными волосами рвалась в приемную архиатра. Ее выталкивали слуги Каллиста и солдаты Диомида, а она кричала что-то бессвязное и снова рвалась внутрь, тщетно пытаясь состязаться в силе с мужчинами.
- Пустите! Пустите! Пустите меня к нему! – можно было различить в ее иступленном крике.
- Пошла вон! – крикнул легионер и наотмашь ударил Лампадион по лицу – так, что она зашаталась и оперлась на стену. Она не могла уже больше кричать – только беззвучно раскрывала рот. Кровь текла по ее лицу и капала на тогу алыми крупными каплями.
- Что здесь происходит? – раздался голос Леэны. Легионеры стали навытяжку, а рабы мгновенно приняли подобострастные позы.
Не обращая на них внимания, Леэна подошла к Лампадион, и, проговорив: «Пойдем со мною, дитя мое!» взяла ее за руку и провела по боковой лестнице в свою комнату. Та молча шла за ней, но, когда они остались наедине, упала на колени перед старой спартанкой:
- Госпожа Леэна! Умоляю! Пусть меня пропустят к нему! Пусть меня пропустят!
- Встань, встань же, дитя мое! Что это ты вздумала!
Леэна ласково подняла ее и уже хотела усадить рядом с собой на кушетку, но Лампадион, словно проснувшись, закричала в полный голос, поднимая вверх худые руки без колец и браслетов:
- Ваш Бог – силен и жесток! Жесток и силен, да! Да! Он мне его вернул – в насмешку, в урок, в наказание! Чтобы я знала, что ваш Бог может все! Что бы я знала, кто я и где мое место! А я и так знаю! Я знаю, что я – бессильная рабыня из лупанария! И я сказала вашему Богу – если Он и в самом деле Бог, пусть вернет! Пусть вернет мне его! И Он – вернул! Да! Он – жесток и силен! Он показал мне Себя, да! Явил! А теперь его убили, убили, убили! Это христиане его убили! Да! Служители вашего Бога! Дай мне статую этого Бога – я ее разобью, пусть Он меня покарает, пусть убьет тоже! Я не хочу больше жить! Я не буду покоряться вашему Богу! О, какие у него злые шутки! Злые и великие дела! Зачем, зачем, зачем Он показал мне его? Кто Его просил? Да… - она закашлялась и выплюнула темно-коричневый сгусток, - да, я просила… просила… я не знала, что Он – слышит… что Он – может! Дай мне Его статую, Леэна, я ее разобью!
Она снова захлебнулась кашлем, и струйка крови потекла из ее разорванного рта. Она начала в исступлении рвать на себе волосы, и Леэна схватила ее за руки и так держала, пока рабыня билась, размазывая слезы и кровь по своему бледному лицу, без румян и белил. Ее грубая тога сползла с плеч, обнажая свежие следы жестоких побоев.
- Дитя мое, дитя мое!
Леэне, наконец, удалось усадить Лампадион рядом с собой на кушетку, обнимая и прижимая к себе.
– Дитя мое, успокойся, дитя мое… Сейчас, сейчас мы пойдем к Фотину, умойся же, дитя, дай я умою тебя… вот вода, наклонись к умывальнику, я полью тебе на руки…бери полотенце…кровь унялась? Это воин тебя ударил?
- Да, воин, - Лампадион сглотнула и вцепилась в столу Леэны. – Вы отведете меня к Фотину? Да? Пока он не умер?
Леэна напоила ее из большой кованой чаши.
Она неловко попыталась натянуть на плечи разорванную тогу.
- Пойдем, пойдем к нему, дитя… Только вот набрось это – а то у тебя вся одежда разорвана.
Она сняла свою столу и набросила на Лампадион.
- Госпожа Леэна! – испугалась Лампадион.
- Не спорь. У меня есть другая.
Она накинула темный кусок ткани, лежавший на кресле.
- Теперь идем, дитя мое.
Она обняла за талию Лампадион, еще вздрагивающую от рыданий, и они направились в йатрейон – по боковой лестнице вниз и через дворик.
- Мы до утра сидели, разговаривали, всю жизнь друг другу рассказывали, - сбивчиво говорила Лампадион. – Он бедный, что они с ним сделали! И добрый такой… это ведь он меня пожалел… и Финарета ваша…ой, он же просил не говорить…
- Не бойся, дитя, не бойся…
- А потом он вышел – и эти… с палками… набросились… я побежала за стражей… да поздно… О, зачем он так рано ушел, надо было подождать, подождать! Я же видела этих людей, думала, просто шляются… а они его стерегли… христиане… чтобы не позорил, кричали, крещение… я ненавижу, ненавижу их! Леэна, миленькая, добрая… простите меня… я больше не буду плакать, я буду молчать…
- Вот мы и пришли, дитя, - тихо произнесла Леэна.
В йатрейоне было тихо. Ширма в углу отгораживала скамью с лежащим на ней телом от посторонних взоров. Раб отмывал с пола пятна крови. Увидев Леэну, он хотел что-то сказать, но, встретившись со спартанкой взглядом, прикусил язык.
Леэна отодвинула хлипкую ширму.
Фотин лежал на скамье, странно выпрямившись. Его стопы и кисти были странно повернуты наружу – как у куклы. Из его запрокинутой головы раздавался странный звук – то было нечеловечески глубокое дыхание, редкое и шумное, как будто штормовой ветер рвался в окна покинутого дома.
- Фотин! – прошептала Лампадион и упала на колени, прижимаясь губами к его развернутой ладонью вверх руке, запачканной кровью.
Леэна стояла молча, не сводя с обоих глаз. Лампадион, словно взывая о помощи, подняла на спартанку большие, полные тоски и боли, глаза. Свет утреннего солнца щедро лился из окна, и Лампадион не видела лица Леэны – только слепящее сияние, от которого слезы еще сильнее хлынули из ее глаз. Она бессильно уронила голову, уткнув лицо в ноги Фотина.
Леэна подошла к скамье, на которой лежал Фотин, и склонилась над молодым человеком.
- Дитя мое, - негромко, с невыразимой нежностью проговорила она и погладила его по щеке. Из его горла вырвался очередной страшный выдох. – Фотинушка! – она поцеловала его в глаза. – Проснись, дитя мое! Твоя сестренка пришла, поговори с ней, Фотинион! Ради Христа Бога – проснись, дитя мое!
Лампадион так и оставалась стоять на коленях, уткнувшись в измазанный дорожной грязью и кровью хитон Фотина, поэтому она не увидела, как бессильная кукольная ладонь его правой руки дрогнула, как он схватился за ладонь Леэны.
Его тело шевельнулось, контуры его стали живыми и человеческими. Шум ветра в пустом доме затих.
Лампадион, испуганно подняв голову, не отрываясь, смотрела на Фотина.
Леэна стояла на коленях с другой стороны скамьи, держа в своей левой руке его правую руку. Вместе с Лампадион она смотрела на него.
Вместе они увидели, как дрогнули губы Фотина, как словно слабая дрожь прошла по его лицу – от углов рта к углам глаз – и как глаза его открылись.
- Сестричка! – звонко сказал он.
- Дельфион! – закричала Лампадион, на мгновение отпрянув.
Фотин уверенно протянув руку, оперся на плечо Леэны и сел.
- Дельфион! – смеясь и плача уткнулась в его колени Лампадион.
- Сестричка! – он гладил ее волосы. – Я же тебе утром сказал, что скоро встретимся, и все будет хорошо. - А это же госпожа Леэна! Я как раз хотел с ней посоветоваться, шел к ее дому, - начал Фотин, - а тут…
Раздались громкие шаги – военную походку Диомида нельзя было спутать ни с чем. Вместе с его грохочущими шагами слышались менее громкие шаги архиатра Никомедии.
- … по обвинению в драке и убийстве прохожего, - говорил Диомид писцу, семенившему за ним. – Труп освидетельствован Каллистом архиатром.
Шаги внезапно остановились. Повисла тишина.
- Здравствуйте, Каллист врач и сиятельный Диомид! – раздался голос Леэны.
Диомид прислонился к дверному косяку.
- Здравствуй… Фотин, - неуверенно проговорил Каллист, не ответив на слова тещи, и громко сглотнув – казалось, эхо ему ответило.
Шаткой походкой он подошел к раненому и взял его за запястье.
- Как ты себя чувствуешь, Фотин? – спросил он, облизывая пересохшие губы.
- Голова немного болит, - искренне признался Фотин.
- Голова… немного болит… - повторил по слогам Каллист и шумно вздохнул. Леэна услышала шепот Диомида своему писцу:
- На сегодня погребальщиков отпускай. Не торчи тут. Живо!
Диомид подошел к скамье и деловито спросил:
- Кто на тебя напал, Фотин?
- Не помню, - честно ответил тот.
- Сможешь узнать на суде?
- Погоди, сиятельный Диомид, - перебила его Леэна.
- Ты лучше приляг, Фотин, - осторожно сказал Каллист. – Тебя в лечебницу мою сейчас перенесут… в комнату отдельную… а завтра ко мне в имение поедешь…
- Спасибо, Каллист врач, - ответил молодой человек. – А это моя сестра, Дельфия. Мы двойняшки с ней.
- Я так и поняла,- улыбнулась Леэна. – Вы очень похожи.
+++
- Тогу эту выбросим, - говорила Леэна уже в своей комнате, помогая Лампадион раздеться. – А лучше – сожжем. – Ложись-ка, дитя мое. Тебе надо отдохнуть, а потом пойдешь к братцу, наговоритесь за обедом. Выпей вот настоя успокоительного. Не морщься, горький, но выпить надо. Дай-ка волосы причешем. Ах, какая ты красивая, дитя мое, очень красивая! Косметика тебя уродовала только…
- Я еще лучше была, - смущенно сказала Лампадион. – Когда с Андреем встречалась… Я потом вам расскажу… А теперь я заболела, изменилась очень.
- Ты поправишься, девочка моя. Поедем к нам, в имение. Нечего в городе пылью дышать. В лупанарий ты больше не вернешься, не бойся. Каллист и Диомид уж позаботятся об этом, поверь мне. У тебя вещи какие-то там остались?
Лампадион закашлялась. Леэна ласково обняла ее за плечи.
- Моих вещей у меня нет, я же рабыня… Да мне и не надо ничего, вот есть дельфин этот – и все… У Фотина… то есть Дельфиона, такой же…он же брат мне, я его пятнадцать лет не видела… мы фригийцы с ним… как это я его не узнала?.. удивительно… он же мне и во сне снился… похож очень… а я не узнала…
Леэна укрыла засыпающую Лампадион теплым одеялом из фригийской шерсти, и села рядом – читать что-то про себя.
+++
- Как тебе только такое в голову могло придти, Финарета?
- Как ты додумалась до такого, Финарета?
- Ты должна была в первую очередь с мужем посоветоваться, Финарета! С Феок… с Каллистом!
- Финарета, почему ты мне ничего не сказала?
- Перестаньте! Что вы вдвоем на меня напали? Я подумала, что ты очень занят, Каллист, и мы с Фотином сами справимся. Ему тоже было очень жаль бедную Лампадион.
- Фотину голову проломили из-за твоей глупости!
- Это тебе показалось сначала, что проломили. Сам же говоришь – там небольшая рана. Просто крови было много, вот вы все и напугались.
- Клянусь Гераклом, Финарета!
- Что? Что я сделала плохого?
- Бесполезно… - в отчаянии махнул рукой Каллист. – Я запру тебя под замок в имении. Под присмотром Анфусы. Всё!
Он набросил плащ и выскочил из комнаты.
- Ты не права, Финарета, - покачала головой Леэна. – Нельзя за спиной у мужа устраивать такие вещи… Каллист бы непременно помог Лампадион, если бы ты его попросила. А Фотин едва не поплатился жизнью за твои глупости.
– Бабушка, разве ты забыла? Лампадион меня спасла тогда, ты же помнишь? – вскричала Финарета, прижимаясь к спартанке.
- Я всё помню, Финарета, все, - устало покачало головой Леэна и поцеловала ее.
- И потом… Если бы я не попросила Фотина помочь, они с Лампадион никогда бы не узнали друг друга! – заявила Финарета. – Я сегодня перед отъездом к Архедамии загляну – бедная она, Фессал ей давно не пишет… больше года… и в Новом Риме его нет, Каллист его искал. Уехал на Кос и не вернулся. Пропал, наверное… Жалко его...
no subject
Date: 2010-08-07 01:45 pm (UTC)no subject
Date: 2010-08-07 01:46 pm (UTC)no subject
Date: 2010-08-07 05:53 pm (UTC)no subject
Date: 2010-08-08 04:35 am (UTC)Это мой исторически роман о Кесарии, брате свт Григория Богослова "Врач из Вифинии".
Выкладываю я его здесь:
http://www.proza.ru/2008/12/14/467
(далее легко идти по ссылкам)
или здесь - сразу несколько глав подряд, потом ссылки:
http://www.proza.ru/2009/07/04/912
Он пока еще не завершен, и в ЖЖ я выложила сейчас отрывки из середины.