![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
olshananaevaОригинал взят у ![[livejournal.com profile]](https://www.dreamwidth.org/img/external/lj-userinfo.gif)
pretre_philippe в Об относительности явлений и суждений о них.
pretre_philippe в Об относительности явлений и суждений о них.Для начала возьмем пример из физики, причем не из какой-нибудь там сложной, квантовой или еще какой-то ее отрасли, а из классической механики. Человек едет в поезде и читает книгу. Допустим, лежит при этом на верхней полке. То ли от ритмичного укачивания, то ли от недостаточной живости сюжета книги на него нападает дремота, и книга выпадает из его рук, падая сверху на пол. Какая будет траектория падения этой книги относительно пола и всех находящихся в поезде? Разумеется, вертикальная, - какая же еще! Но теперь представим себе стрелочника, сидящего в будке, мимо которой проходит данный поезд, двигающийся при этом со скоростью, допустим, 100 км в час, или 50, или даже 30. Если поезд идет не слишком быстро, стрелочник может увидеть всех, находящихся в купе, в том числе увидеть, как падает книга из рук пассажира с верхней полки. Какова будет траектория падения книги относительно стрелочника? Ясно, что уже не вертикальная: относительно земли, по которой едет поезд, она будет косая, под углом (точнее, по параболе, но это уже детали). И чем больше скорость поезда, тем острее будет этот первоначальный угол падения относительно земли (шире парабола).
Этот элементарный пример взят из механики, рассматривающей всего лишь внешнее положение объектов (тел) относительно друг друга, что является наиболее простым примером. Тогда налицо возможны два утверждения, которые могут быть взаимоисключающими: 1) книга падает вертикально – с точки зрения пассажиров, находящихся в поезде; 2) книга падает под углом – с точки зрения стрелочника, находящегося вне поезда. Первое утверждение исключает второе, второе, соответственно, исключает первое. Так как же на самом деле она падает? И первое, и второе утверждение очевидны, хотя они и могут на первый взгляд противоречить друг другу, поскольку взаимоисключаемы, – всё зависит от позиции наблюдателя. Невозможно утверждать, что первое суждение истинно, а второе ложно, или второе истинно, а первое ложно. Оба утверждения истинны!
Если перейти от механики к более сложным взаимодействиям объектов и, тем более, разумно мыслящих созданий, каковыми являются люди, то в этом случае количество подобных суждений, противоречащих друг другу, взаимоисключающих друг друга, но одновременно верных, только в разных ситуациях и в зависимости от определенной позиции наблюдателя, резко возрастает. Ну а что касается высших невидимых сфер, к которым относятся суждения о Боге, Его взаимодействии с миром и людьми, то тут и вовсе может быть сколько людей, столько и разных оттенков мнений. Но при этом с какой-то яростной настойчивостью слышишь от разных верующих: «Истина может быть только одна»! Но что может стоять даже за этими несколькими простыми словами? Ни много, ни мало, как тысячи разных пониманий одной и той же истины!
В одной из своих последних книг («Беседы в семинарии») диакон Андрей Кураев совершенно справедливо заметил:
Но на самом деле тем же технарям не хватает всего лишь на всего чуть побольше наблюдательности. И памяти о пройденном еще в школе курсе механики.
Сам же Кураев не всегда бывает верен себе и последователен именно как гуманитарий. В другом месте этой же самой книги он, например, запросто пишет следующее: «Есть противоречие нашей жизни и центрального убеждения нашего богословия. Убеждение следующее: Церковь – Ноев ковчег. Кто не в ней – погиб. Но если мы это всерьез, как же мы можем не кричать, не заталкивать всех в этот ковчег? Церковных людей сегодня менее 5 процентов. Значит, в автобусе вместимостью в сто человек 95 едут по дороге с пунктом назначения “ад”. А мы мило улыбаемся нашим непопутчикам… Но если так долго, столетиями незаметно в церковной жизни всплесков миссионерской активности, то не значит ли это, что на бумаге мы пишем одно, а в сердце, втайне даже от себя, считаем иначе?»
Да просто озвученный отцом диаконом миссионерский метод уже безнадежно устарел. Пусть даже если он до сих пор имеет своих приверженцев в лице покойного о. Даниила Сысоева и его последователей, «технарей». Во-первых, если говорить об общей направленности Благой Вести Нового Завета, то она открывает истину в меньшей степени в теоретических утверждениях о Боге (самые важные и ключевые из которых о том, что Бог явился во плоти и что Христос воистину воскрес), но в гораздо большей степени о том, как действовать и жить в этом мире. Как стремиться к любви и исполняться смирением Христа, показавшего на все оставшиеся времена личный пример. И здесь истина неотделима от любви. Тот, кто не пребывает в любви, тот и не пребывает в истине, тот лжет. А большинство суждений разных христиан об аде и рае, о спасении и погибели, о догматической точности, правоверии, ересях и т.д., страдают как раз ярко выраженной относительностью, но при этом по каким-то вопиющим недоразумениям возводимой в абсолют.
Всем «технарям» приведу, помимо вышеизложенного примера из школьного курса механики, следующий пример из жизни, тоже школьной. Когда один ученик учился на пятерки, а потом перешел вдруг на четверки вперемешку с тройками, как к нему начинают относиться учителя? Очевидно, пытаются увещевать, требовать прежних результатов, а то и просто ругают. Когда рядом с ним второй ученик, заядлый двоечник, получит тройку или четверку, те же учителя его хвалят. И никто с этим не спорит, никто этому не удивляется. Так вот почему-то на отношения разных людей с Богом, наоборот, чаще всего видишь проекцию одних и тех же стандартов, весьма воображаемых, условных, а то и вовсе высосанных из пальца. С какой же стати? В самом Евангелии есть замечание Христа, что раб, знавший волю господина своего и сделавший достойное наказания, бит будет много, а тот, кто не знал волю господина и сделал достойный наказания поступок, бит будет меньше. Это касается, кстати, опять же не разницы верований о Боге, а прежде всего поведения различных групп людей. В светской жизни полно разводов и измен. Но если узнают, что какой-нибудь православный священник изменил своей жене и ушел жить к другой, это будет скандал, публично обсуждаемый и на его приходе, и даже в местных СМИ. И как бы ни пытались говорить некоторые в подобных случаях о «неосуждении» или «все мы грешники», такая ситуация неизбежна. Спрос со священника больший, чем со всех остальных, и начинается он у Бога не в загробной жизни, а уже здесь и сейчас.
Можно привести и иной пример, касающийся уже разницы вер. Человек, будучи пьяницей и блудником, крещеный по традиции, но ничего не знавший о православии и церковной жизни, допустим, становится мусульманином, перестает при этом пьянствовать, становится хорошим семьянином и т.д. С точки зрения некоторой устойчивой части православных можно, конечно, предположить, что будут суждения типа лучше бы он по-прежнему пил. Лично для меня, если только этот обратившийся не стал агрессивным фундаменталистом-ваххабитом, готовым истреблять всех «неверных», это очевидный прогресс и шаг на пути ко спасению своей души. Хотя исламу я лично особенно не сочувствую. Если же православный священник становится мусульманином, я могу лишь недоуменно пожать плечами… Но в любом случае, «по плодам их узнаете их», и никуда от этого не уйти.
Вообще, если бы у нас в разных дискуссиях почаще помнили об относительности собственных суждений, об ограниченности своего мировоззрения, о том, что на каждом этапе нашей жизни и веры нам открывается истина ровно настолько, насколько мы способны вместить, многих проблем и конфликтов можно было бы избежать. Даже без всяких там отсылок к нелюбимой некоторыми толерантности, политкорректности, а просто с точки зрения любой ситуации: я отстаиваю правду с какой позиции? Относительно кого (чего)? Какие при этом мои мотивы? Пробовал ли я переменить положение, посмотрев на проблему с другого угла зрения, учитывая, что результат часто зависит от позиции наблюдателя даже в элементарной физике-механике? Каковы последующие результаты моей активности? Наконец, убедил ли я когда-нибудь кого-нибудь в своей правоте?..
Для иллюстрации подобных ситуаций в заключение стоит привести стихотворение-притчу А.К. Толстого «Правда».
Этот элементарный пример взят из механики, рассматривающей всего лишь внешнее положение объектов (тел) относительно друг друга, что является наиболее простым примером. Тогда налицо возможны два утверждения, которые могут быть взаимоисключающими: 1) книга падает вертикально – с точки зрения пассажиров, находящихся в поезде; 2) книга падает под углом – с точки зрения стрелочника, находящегося вне поезда. Первое утверждение исключает второе, второе, соответственно, исключает первое. Так как же на самом деле она падает? И первое, и второе утверждение очевидны, хотя они и могут на первый взгляд противоречить друг другу, поскольку взаимоисключаемы, – всё зависит от позиции наблюдателя. Невозможно утверждать, что первое суждение истинно, а второе ложно, или второе истинно, а первое ложно. Оба утверждения истинны!
Если перейти от механики к более сложным взаимодействиям объектов и, тем более, разумно мыслящих созданий, каковыми являются люди, то в этом случае количество подобных суждений, противоречащих друг другу, взаимоисключающих друг друга, но одновременно верных, только в разных ситуациях и в зависимости от определенной позиции наблюдателя, резко возрастает. Ну а что касается высших невидимых сфер, к которым относятся суждения о Боге, Его взаимодействии с миром и людьми, то тут и вовсе может быть сколько людей, столько и разных оттенков мнений. Но при этом с какой-то яростной настойчивостью слышишь от разных верующих: «Истина может быть только одна»! Но что может стоять даже за этими несколькими простыми словами? Ни много, ни мало, как тысячи разных пониманий одной и той же истины!
В одной из своих последних книг («Беседы в семинарии») диакон Андрей Кураев совершенно справедливо заметил:
«Когда я узнаю, что у некоего человека, размышляющего на религиозные темы, техническое образование, для меня включается сигнал тревоги: внимание, надо быть осторожным. Потому что часто технарь оказывается слишком прямолинейным: нашел две точки и сразу же проводит между ними прямую линию… Технарь при расхождении двух суждений требует: “Истина может быть лишь одна!” Гуманитарий знает, что на определенном уровне истин может быть много. Есть правда историческая и есть правда педагогическая. Есть правда ситуативная, художественная. Есть правда личностная и “корпоративная”… Наконец, правда может быть просто частичной»
Но на самом деле тем же технарям не хватает всего лишь на всего чуть побольше наблюдательности. И памяти о пройденном еще в школе курсе механики.
Сам же Кураев не всегда бывает верен себе и последователен именно как гуманитарий. В другом месте этой же самой книги он, например, запросто пишет следующее: «Есть противоречие нашей жизни и центрального убеждения нашего богословия. Убеждение следующее: Церковь – Ноев ковчег. Кто не в ней – погиб. Но если мы это всерьез, как же мы можем не кричать, не заталкивать всех в этот ковчег? Церковных людей сегодня менее 5 процентов. Значит, в автобусе вместимостью в сто человек 95 едут по дороге с пунктом назначения “ад”. А мы мило улыбаемся нашим непопутчикам… Но если так долго, столетиями незаметно в церковной жизни всплесков миссионерской активности, то не значит ли это, что на бумаге мы пишем одно, а в сердце, втайне даже от себя, считаем иначе?»
Да просто озвученный отцом диаконом миссионерский метод уже безнадежно устарел. Пусть даже если он до сих пор имеет своих приверженцев в лице покойного о. Даниила Сысоева и его последователей, «технарей». Во-первых, если говорить об общей направленности Благой Вести Нового Завета, то она открывает истину в меньшей степени в теоретических утверждениях о Боге (самые важные и ключевые из которых о том, что Бог явился во плоти и что Христос воистину воскрес), но в гораздо большей степени о том, как действовать и жить в этом мире. Как стремиться к любви и исполняться смирением Христа, показавшего на все оставшиеся времена личный пример. И здесь истина неотделима от любви. Тот, кто не пребывает в любви, тот и не пребывает в истине, тот лжет. А большинство суждений разных христиан об аде и рае, о спасении и погибели, о догматической точности, правоверии, ересях и т.д., страдают как раз ярко выраженной относительностью, но при этом по каким-то вопиющим недоразумениям возводимой в абсолют.
Всем «технарям» приведу, помимо вышеизложенного примера из школьного курса механики, следующий пример из жизни, тоже школьной. Когда один ученик учился на пятерки, а потом перешел вдруг на четверки вперемешку с тройками, как к нему начинают относиться учителя? Очевидно, пытаются увещевать, требовать прежних результатов, а то и просто ругают. Когда рядом с ним второй ученик, заядлый двоечник, получит тройку или четверку, те же учителя его хвалят. И никто с этим не спорит, никто этому не удивляется. Так вот почему-то на отношения разных людей с Богом, наоборот, чаще всего видишь проекцию одних и тех же стандартов, весьма воображаемых, условных, а то и вовсе высосанных из пальца. С какой же стати? В самом Евангелии есть замечание Христа, что раб, знавший волю господина своего и сделавший достойное наказания, бит будет много, а тот, кто не знал волю господина и сделал достойный наказания поступок, бит будет меньше. Это касается, кстати, опять же не разницы верований о Боге, а прежде всего поведения различных групп людей. В светской жизни полно разводов и измен. Но если узнают, что какой-нибудь православный священник изменил своей жене и ушел жить к другой, это будет скандал, публично обсуждаемый и на его приходе, и даже в местных СМИ. И как бы ни пытались говорить некоторые в подобных случаях о «неосуждении» или «все мы грешники», такая ситуация неизбежна. Спрос со священника больший, чем со всех остальных, и начинается он у Бога не в загробной жизни, а уже здесь и сейчас.
Можно привести и иной пример, касающийся уже разницы вер. Человек, будучи пьяницей и блудником, крещеный по традиции, но ничего не знавший о православии и церковной жизни, допустим, становится мусульманином, перестает при этом пьянствовать, становится хорошим семьянином и т.д. С точки зрения некоторой устойчивой части православных можно, конечно, предположить, что будут суждения типа лучше бы он по-прежнему пил. Лично для меня, если только этот обратившийся не стал агрессивным фундаменталистом-ваххабитом, готовым истреблять всех «неверных», это очевидный прогресс и шаг на пути ко спасению своей души. Хотя исламу я лично особенно не сочувствую. Если же православный священник становится мусульманином, я могу лишь недоуменно пожать плечами… Но в любом случае, «по плодам их узнаете их», и никуда от этого не уйти.
Вообще, если бы у нас в разных дискуссиях почаще помнили об относительности собственных суждений, об ограниченности своего мировоззрения, о том, что на каждом этапе нашей жизни и веры нам открывается истина ровно настолько, насколько мы способны вместить, многих проблем и конфликтов можно было бы избежать. Даже без всяких там отсылок к нелюбимой некоторыми толерантности, политкорректности, а просто с точки зрения любой ситуации: я отстаиваю правду с какой позиции? Относительно кого (чего)? Какие при этом мои мотивы? Пробовал ли я переменить положение, посмотрев на проблему с другого угла зрения, учитывая, что результат часто зависит от позиции наблюдателя даже в элементарной физике-механике? Каковы последующие результаты моей активности? Наконец, убедил ли я когда-нибудь кого-нибудь в своей правоте?..
Для иллюстрации подобных ситуаций в заключение стоит привести стихотворение-притчу А.К. Толстого «Правда».
Ах ты гой-еси, правда-матушка,
Велика ты, правда, широко стоишь!..
Не объехать кругом тебя во сто лет,
Посмотреть на тебя – шапка валится!
Выезжало семеро братьев,
Семеро выезжало добрых молодцев,
Посмотреть выезжали молодцы,
Какова она, правда, на свете живет?...
Поскакали добры молодцы,
Все семеро братьев удалыих,
И подъехали к правде со семи концов,
И увидели правду со семи сторон.
Посмотрели добры молодцы,
Покачали головами удалыми
И вернулись на свою родину.
А вернувшись на свою родину,
Всяк рассказывал правду по-своему:
Кто горой называл ее высокою,
Кто городом людным торговыим,
Кто морем, кто лесом, кто степию.
И поспорили братья промеж собой,
И вымали мечи булатные,
И рубили друг друга до смерти,
И, рубяся, корились, ругалися,
И брат брата звал обманщиком;
Наконец, полегли до единого
Все семеро братьев удалыих.
Умирая же, каждый сыну наказывал,
Рубитися наказывал до смерти,
Полегти за правду, за истину.
То ж и сын сыну наказывал,
И досель их внуки рубятся,
Все рубятся за правду, за истину,
На великое себе разорение…
А сказана притча не в осуждение,
Не в укор сказана — в поучение,
Людям добрым в уразумение.