Исцеление и монахи - 2
Jun. 29th, 2011 10:26 pm![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
olshananaeva+++
….А продолжатели традиции Илии будут жить среди народа израильского. И уйдет в пустыню Йоханнан, питаться акридами и диким мёдом, и ждать, ждать, ждать….
Он – символ монашества. Он – идеал монаха. Иоанн, аскет, человек, живущий вне городов, призывающий к покаянию, обличающий и учащий. Иоанн, строгий к другим, неимоверно строгий к себе. Иоанн, чьи ученики неотступно слушают его слова о гневе Бога, о неотвратимости наказания, о том, что их, обрезанных иудеев, надо крестить – погружать в воду – как погружают нечистых псов-язычников, если они уверовали в Бога Израилева и хотят присоединиться к Его народу…
Он несет ветер и вихрь, огонь и секиру. Он – светильник, оплавляющийся дотла от своего безудержного огня, пророческого неистовства Илии. Он говорит, что народ попрал все, что народ предал все, что народ стал отступником. Назад, к вере отцов! – возглашает он, отшельник, вкушающий акриды и дикий мед, и на чреслах его – мертвая кожа крепкого пояса.
Люди приходят к Иордану и принимают от него крещение покаяния. Назад – обернитесь!- говорит он. Вы нарушили завет, вы не исполнили ничего. Куда и зачем и к кому приходить Мессии? Кайтесь и творите плоды покаяния. Поймите – вы не Израиль, вы – порождения ехидн.
Люди молча стоят на берегу, со слезами входят в Иордан.
Он крестил так и после того, как над Иисусом из Назарета разверзлись небеса. Он крестил и проповедовал и тогда, когда его ученики оставили его – и ушли за Иисусом. Тайна и сила Иисусова не давала ему покоя – но он делал то, что велел ему долг. Он сумел стать меньше. Он, старший, великий, пророк, сын священника, чудесно спасшийся, прославленный аскет пустыни – нашел в себе нечеловеческие силы – смириться перед младшим, неизвестно откуда взявшимся, троюродным братом. «Ему расти, а мне – умаляться».
Одновременно звучат две проповеди, два призыва. Предтеченский – «Назад, вернитесь к отцам!» и призыв Иисуса – «За Мной, вперед!». Предтеча не умолкает, его голос просто заглушают стены тюрьмы.
Секиру – к корню! Родит ли
пустыня манну и мед?
Сын Авраамов молитвы
и жертвы за грех принесет.
Но что-то под солнцем стало
не так, как века назад:
руку положит на рало
неузнанный младший Брат,
землю вывернет плугом,
кровью агнчей польёт,
морем, севером, югом
брата ища, пройдет.
Смирны полны и нарда
ризы Его и глава.
Исполнит всякую правду,
исполнятся жен слова.
Расступятся скалы. Крины
в песках зацветут навек.
Единственный Сын Марии,
От Господа – Человек.
И Он пришел, и стал Свидетелем Верным, и пришли времена мучеников.
Аскеза никуда не ушла – аскеза осталась. Были девственники у христиан, были постники у христиан – и не только у христиан, но и у других религиозных и философских течений, ибо аскеза не несет на себе знака определенной религии или конфесии. Христиане были – смертники. Христос судил Своим быть приговоренными к смерти. Жить, как христианин, нельзя – можно лишь умирать, каждый день умирать со Христом. Умирать в Крещении, умирать в Евхаристии, умирать через несколько дней на арене цирка. Жизнь-смерть, которую дает теснейшее общение со Христом, озаряет раннюю Церковь мучеников.
Он, Спаситель, Целитель, творящий все новым и целым, являет Свою непобедимую новизну в теле мученика – ставшим и Его изуродованным телом… И новые люди приходят, чтобы испытать «эту новую мистерию» - единократное посвящение в своей крови и крови Христовой за жизнь мира проливающуюся, льющуюся все три века….
О, ткань –
крещата на просвет,
к плечу - плечо,
без слова "нет",
так проливаясь горячо,
как кровь и свет.
…Чернеет, щеря зев-нутро
пустой проем…
Он держит мир,
пробит в ребро
небытием.
И рядом они стоят – за жизнь мира умирая, и живя друг в друге. Друг в Друге.
Да – воистину! – Она, Невеста-душа достигла, кажется, самого верха в надежде благ; ибо что выше сего —пребывать в Самом Любимом, и в себя восприять Любимаго?
Так говорит в IV веке Григорий Нисский. Его родная бабушка, Макрина, еще помнит гонения, во время которых выжила. Он – внук мучеников, живущий в эпоху прекращенных гонений, когда память о них еще была жива. И он – свидетель зарождения монашества, нового удивительного явления, появившегося после гонений.
….А продолжатели традиции Илии будут жить среди народа израильского. И уйдет в пустыню Йоханнан, питаться акридами и диким мёдом, и ждать, ждать, ждать….
Он – символ монашества. Он – идеал монаха. Иоанн, аскет, человек, живущий вне городов, призывающий к покаянию, обличающий и учащий. Иоанн, строгий к другим, неимоверно строгий к себе. Иоанн, чьи ученики неотступно слушают его слова о гневе Бога, о неотвратимости наказания, о том, что их, обрезанных иудеев, надо крестить – погружать в воду – как погружают нечистых псов-язычников, если они уверовали в Бога Израилева и хотят присоединиться к Его народу…
Он несет ветер и вихрь, огонь и секиру. Он – светильник, оплавляющийся дотла от своего безудержного огня, пророческого неистовства Илии. Он говорит, что народ попрал все, что народ предал все, что народ стал отступником. Назад, к вере отцов! – возглашает он, отшельник, вкушающий акриды и дикий мед, и на чреслах его – мертвая кожа крепкого пояса.
Люди приходят к Иордану и принимают от него крещение покаяния. Назад – обернитесь!- говорит он. Вы нарушили завет, вы не исполнили ничего. Куда и зачем и к кому приходить Мессии? Кайтесь и творите плоды покаяния. Поймите – вы не Израиль, вы – порождения ехидн.
Люди молча стоят на берегу, со слезами входят в Иордан.
Он крестил так и после того, как над Иисусом из Назарета разверзлись небеса. Он крестил и проповедовал и тогда, когда его ученики оставили его – и ушли за Иисусом. Тайна и сила Иисусова не давала ему покоя – но он делал то, что велел ему долг. Он сумел стать меньше. Он, старший, великий, пророк, сын священника, чудесно спасшийся, прославленный аскет пустыни – нашел в себе нечеловеческие силы – смириться перед младшим, неизвестно откуда взявшимся, троюродным братом. «Ему расти, а мне – умаляться».
Одновременно звучат две проповеди, два призыва. Предтеченский – «Назад, вернитесь к отцам!» и призыв Иисуса – «За Мной, вперед!». Предтеча не умолкает, его голос просто заглушают стены тюрьмы.
Секиру – к корню! Родит ли
пустыня манну и мед?
Сын Авраамов молитвы
и жертвы за грех принесет.
Но что-то под солнцем стало
не так, как века назад:
руку положит на рало
неузнанный младший Брат,
землю вывернет плугом,
кровью агнчей польёт,
морем, севером, югом
брата ища, пройдет.
Смирны полны и нарда
ризы Его и глава.
Исполнит всякую правду,
исполнятся жен слова.
Расступятся скалы. Крины
в песках зацветут навек.
Единственный Сын Марии,
От Господа – Человек.
И Он пришел, и стал Свидетелем Верным, и пришли времена мучеников.
Аскеза никуда не ушла – аскеза осталась. Были девственники у христиан, были постники у христиан – и не только у христиан, но и у других религиозных и философских течений, ибо аскеза не несет на себе знака определенной религии или конфесии. Христиане были – смертники. Христос судил Своим быть приговоренными к смерти. Жить, как христианин, нельзя – можно лишь умирать, каждый день умирать со Христом. Умирать в Крещении, умирать в Евхаристии, умирать через несколько дней на арене цирка. Жизнь-смерть, которую дает теснейшее общение со Христом, озаряет раннюю Церковь мучеников.
Он, Спаситель, Целитель, творящий все новым и целым, являет Свою непобедимую новизну в теле мученика – ставшим и Его изуродованным телом… И новые люди приходят, чтобы испытать «эту новую мистерию» - единократное посвящение в своей крови и крови Христовой за жизнь мира проливающуюся, льющуюся все три века….
О, ткань –
крещата на просвет,
к плечу - плечо,
без слова "нет",
так проливаясь горячо,
как кровь и свет.
…Чернеет, щеря зев-нутро
пустой проем…
Он держит мир,
пробит в ребро
небытием.
И рядом они стоят – за жизнь мира умирая, и живя друг в друге. Друг в Друге.
Да – воистину! – Она, Невеста-душа достигла, кажется, самого верха в надежде благ; ибо что выше сего —пребывать в Самом Любимом, и в себя восприять Любимаго?
Так говорит в IV веке Григорий Нисский. Его родная бабушка, Макрина, еще помнит гонения, во время которых выжила. Он – внук мучеников, живущий в эпоху прекращенных гонений, когда память о них еще была жива. И он – свидетель зарождения монашества, нового удивительного явления, появившегося после гонений.